– Мой племянник, Наран Лиджиев, лечился в ЛОР-отделении Детской республиканской больницы с 26 февраля этого года, и 7 марта, как раз перед праздничными выходными, лечащий врач Санджи Уланов собирался выписать его домой, так как, по его словам, мальчик уже полностью прошел курс лечения от двустороннего гайморита.
Накануне Наран позвонил домой и сообщил, что у него разболелась голова и поднялась температура, но лекарств от головной боли в больнице нет. Отцу, Дмитрию Лиджиеву, пришлось срочно выехать в больницу, и после выяснения с дежурной медсестрой и врачом-терапевтом жаропонижающие средства нашлись, и мальчик уснул.
Но, когда на следующее утро я приехала за ним (родители были на работе), тут-то и началось нечто невообразимое. У Нарана опять болела голова, была температура, и он просил немного подождать. Подошедший Санджи Уланов сказал, что пора выписываться, и уже из дома вызвать участкового врача. Но встать Наран не смог, и тогда вызвали к нему других врачей.
Врач-инфекционист и врач-окулист ничего по своей части не нашли. Но врач-невропатолог Ирина Бастаева, буквально бросив на него взгляд, тут же поставила страшный диагноз – менингит. И, воспользовавшись паникой подъехавших родителей, стала на них «давить» – надо, мол, срочно сделать пункцию спинно-головного мозга, в противном случае больной может погрузиться в кому и умереть.
Она так их запугивала, особенно мать – мою сестру Цагану, – щеголяла медицинскими терминами, что пункцию надо провести прямо сейчас и требовала от них разрешения, так как ребенок несовершеннолетний, что они все-таки сдались.
Я настаивала на проведении процедуры МРТ и других необходимых исследований, мотивируя это тем, что невозможно ставить диагноз, тем более такой серьезный, «на глазок», но Бастаева была непререкаема в своем врачебном авторитете и явно куда-то спешила. Она уже вызвала двух медсестер, при этом с ней находились практиканты из медицинского колледжа, которым она хотела срочно показать, как надо проводить пункции.
Только после проведения процедуры я поняла, почему у нее возникла такая спешка – сразу же после этого весь медперсонал удалился отмечать наступающий праздник прямо на работе, совершенно позабыв о больных.
Второе, а это было видно, Бастаева очень хотела устроить «показуху» перед студентами-медиками. Получается, для нее наш мальчик и вообще любой человек, окажись он на его месте, – подопытный кролик?! – в глазах Тогряши появляется негодование.
– То есть, вы считаете, что виновата в смерти Нарана именно врач-невропатолог, неправильно поставившая диагноз?
– Да. Поскольку Бастаева сразу решила его лечить и дала указание медсестрам ввести больному некий препарат, не сделав пробы! Хотя любой врач, если он таковым себя считает, просто обязан это сделать. Ведь если у пациента аллергия на лекарство, у него может случиться анафилактический шок, что и произошло с нашим мальчиком.
У него начались судороги, появилась кожная сыпь, он стал терять сознание. Более того, когда Нарану от навязанного Бастаевой лечения стало только хуже, выяснилось, что никакого менингита у него нет! Это показали результаты анализов, сделанные уже после проведенной пункции и ввода несметного количества лекарств. То есть, диагноз был неверен изначально!
Однако, еще до перевода в реанимацию, когда Наран был в сознании, его, может быть, можно было спасти. Мы относились к Санджи Алексеевичу как к опытному врачу, но он полностью доверился диагнозу невропатолога, который она поставила «на скорую руку» и без всяких анализов…
Когда отец побежал к лечащему доктору за помощью, поскольку из-за празднования 8 марта мы остались одни следить за капельницей, хотя это входит в обязанности медсестер, Санджи Алексеевич ответил, что сыпь и судороги – нормальное явление при менингите, и даже не вышел из своего кабинета, чтобы осмотреть пациента, продолжая заполнять какие-то бумаги. Я уже не говорю о халатном отношении к своему делу всего «нижестоящего» медперсонала.
И лишь после того, как мальчик впал в кому, медики «очнулись» и заявили, что надо бы вести его на МРТ в республиканскую больницу им. Жемчуева. При этом заметив, что теперь он вряд ли сможет перенести дорогу, так как подключен к искусственному дыханию и аппарату для поддержания работы сердца. Но мы его, разумеется, все равно повезли.
Получается, на протяжении всего времени, пока Наран находился в реанимации, его лечили с неустановленным (!) диагнозом. Хотя реаниматологи вызывали специалистов из Министерства здравоохранения РК, но и те после осмотра не смогли дать четкого объяснения резкого ухудшения его здоровья и причины комы.
Не дают они ответа и после смерти ребенка, хотя родные ходили на прием и к министру здравоохранения и социального развития РК Владимиру Шовунову, и к главе республики Алексею Орлову, но никакой помощи у этих равнодушных чиновников не получили.
– После вскрытия мы… – Тогряша с трудом подбирает слова, – совсем ужаснулись. У подростка, который недавно проходил положенную медицинскую аттестацию для школьников в городской поликлинике и был здоров, теперь не было ни одного (!) живого органа. Как будто его намеренно чем-то травили. Такой печени, какую увидел патологоанатом, не бывает, наверное, даже у алкоголика с многолетним стажем! А здесь – результат «лечения» наших врачей…
К слову, со дня смерти Нарана Лиджиева прошло 2 месяца. Все, чего смогли на сегодняшний момент добиться родные, это ответное письмо, пришедшее 10 мая за подписью главного врача ДРБ Руслана Каюнкова, в котором говорится, что лечащему врачу Санджи Уланову и одной из медсестер объявлен выговор.
Что же касается Ирины Бастаевой, поставившей неверный диагноз и «заколовшей» мальчика, как считают родные, лекарствами до смерти, она по-прежнему продолжает работать с другими детьми…